Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— А сейчас, — Марта поднялась, и мужчины тут же встали, — к столу, господа. После ужина мадемуазель Бенджаман и ее подруги сыграют нам сцены из "Лекаря поневоле" месье Мольера. Надеюсь, месье Пеллетан, — Марта бросила смешливый взгляд в сторону профессора Сорбонны, — не в обиде за выбор пьесы.

— Что вы, мадам де Лу, — усмехнулся медик, подавая ей руку, — я сам люблю Мольера. Разрешите повести вас к столу. Месье Корнель, как я вижу, занят, нельзя упускать такой возможности. А вы нам поиграете?

— Непременно, — Марта склонила изящную голову. "Месье Моцарт как раз прислал мне новые ноты из Зальцбурга". Она вспомнила звуки клавесина и едва слышно вздохнула.

У него были сухие, сильные губы. Марта, закрыв глаза, услышала его голос: "Прости…, Я не должен был".

Джон выпустил ее из своих рук. Женщина, наклонившись за упавшей на рыжие листья шапкой, пряча пылающее лицо — ничего не сказала. Только подойдя к лошади, отвязывая ее от дерева, уже вскочив в седло, она спросила: "И что сейчас?"

Герцог помолчал: "Сейчас ты поедешь и будешь дальше готовить свой вечер, а я встречусь кое с кем, и постараюсь узнать — где сейчас мистер Бенджамин-Вулф, — отчеканил он.

— На всякий случай — если будешь выходить на улицу — бери с собой пистолет. Пусть мадемуазель Бенджаман у тебя переночует. И Теодор тоже. Так безопасней.

— Хорошо, — Марта ехала впереди. "Надо было ему сказать, — горько подумала она, — сказать правду. Сказать, что я его люблю, что ждала — когда он приедет. Я испугалась, а теперь — уже поздно. Господи, какая же я дура".

— Конечно, — Джон, сорвав золотой, сухой лист дуба, повертел его в руках, — зачем ты ей нужен? Старик. Не мог себя сдержать, — он стиснул зубы. Сочно выругавшись про себя, Джон повторил: "Зачем ты ей нужен?"

Уже в Берси он сказал Марте: "Я тебя провожу до дома, заберу лошадей, и займусь делом. Потом, как найду его — пришлю тебе записку, через этого Франсуа, охранника мадемуазель Бенджаман. Я навел справки — им можно доверять, этим близнецам, — Джон усмехнулся.

— Я хочу, сама его убить, — упрямо сказала Марта. "Я прошу вас…"

Бронзовый локон выбился из-под вязаной шапки. Джон, было, поднял руку. Тут, же опустив ее, он коротко ответил: "И убьешь. Я всегда выполняю свои обещания".

— Спасибо, — Марта посмотрела на серую, осеннюю воду Сены и пришпорила свою лошадь.

Констанца благоговейно подошла к столу, где были расставлены реторты, и остановилась чуть поодаль. Федор обернулся: "Вот, Антуан, сама горячая твоя поклонница- мадмуазель Констанца ди Амальфи".

Синие глаза Лавуазье ласково взглянули на девочку. Он, склонился над рукой Констанцы: "Спасибо вам большое, мадмуазель. Ваш покойный отец был выдающимся математиком. Очень жаль, что он погиб таким молодым".

Констанца отчаянно покраснела: "Я просто хотела сказать, месье Лавуазье, что вы — великий ученый, и я обязательно о вас напишу. Я хочу стать журналистом, когда вырасту".

— Буду ждать, — он взглянул на рыжие косы: "А если вы захотите изучать химию, мадмуазель Констанца, — ведь чтобы писать о науке, надо хорошо в ней разбираться, — я всегда к вашим услугам".

— Я запомню, — пообещала Констанца. Обернувшись на Мари, что уже стояла в дверях гостиной, девочка вздохнула: "Мне пора спать, месье Лавуазье, но я надеюсь — мы еще встретимся".

Она присела, склонив изящную голову. Федор подумал: "Как покончим с этим Мэтью — надо будет просмотреть новые статьи по математике, сравнить их с давнишними трудами Джованни. Может, Марта и права".

— Ты бы женился, Теодор, — сказал, понизив голос, Лавуазье, когда они уже входили в столовую. "Поверь мне, как женатому человеку — так гораздо лучше. Тем более, твоя Марта — он улыбнулся, — станет отличным помощником, как моя Мари-Анн. Она мне и с английского переводит, и лабораторные журналы ведет. Марта отлично считает, сам знаешь, незачем упускать такую возможность. Да и красавица, каких поискать, — смешливо добавил Лавуазье.

Федор взглянул на бронзовую, высокую прическу женщины, на сливочную, нежную кожу в глубоком вырезе декольте: "Может быть, и женюсь когда-нибудь".

Тео сидела на противоположном конце стола, рядом с графом д’Артуа, который что-то тихо ей говорил. Федор увидел, как чуть покраснело маленькое, смуглое, отягощенное бриллиантами ухо. Он вспомнил, как ее темноволосая голова лежала у него на плече.

— Даже и не думай об этом, — горько велел он себе. Сев рядом с Мартой, он услышал ее голос: "Вы сегодня все тут ночуете. И ты, и Тео, и Дэниел. Так безопасней".

Слуги уже начали разносить закуски. Марта, взяв хрустальный бокал с шампанским, звонко проговорила: "За торжество науки, господа!".

Она лежала на кровати, вытянувшись, глядя в украшенный лепниной потолок. За окном уже светлело. Марта, приподнявшись на локте, посмотрела на Тео — та спокойно спала, уткнувшись лицом в сгиб локтя. В гардеробной, — она прислушалась, — тоже было тихо. Бронзовые часы на камине едва слышно пробили пять утра.

— Час только, как разошлись, — Марта потерла руками лицо и поднялась. Осторожно двигаясь, она открыла дверь в гардеробную. Потянув дверцы шкапа, Марта взяла мужскую одежду.

Прикрыв волосы шапкой, положив в карман куртки пистолет, она вышла в переднюю. Наклонившись над охранником, дремавшим в кресле, Марта позвала: "Франсуа!"

Тот, даже не пошевелившись, открыл один темный глаз. "Пойдемте, — велела Марта. "Тут месье Корнель и месье Вулф, — мадемуазель Тео в безопасности".

На улице было свежо, курлыкали голуби. Франсуа, подышав на руки, затянул вокруг шеи грубошерстный шарф: "Что такое, мадам Марта?"

— Надо найти одного человека, — спокойно ответила та. "Сейчас я расскажу".

Он внимательно, склонив голову, слушал. Потом охранник усмехнулся: "Сначала на рынке кое с кем словечком перемолвимся, заодно супу поедим, холодно на дворе. Там и узнаем — где он".

Марта кивнула, и они повернули к реке.

Под низкими, каменными сводами было накурено. Джон, выпив сразу полстакана красного вина, принял от хозяина глиняный горшочек с луковым супом: "Два десятка лет я к тебе хожу, и ничего не меняется".

— И не изменится, я тебе обещаю, — крупный, еще нестарый, смуглый мужчина устроился напротив. Наполнив грубые стаканы, подмигнул: "Votre santé! Я своего сына уже на кухню поставил, приучаю, потом дело к нему перейдет. И ты своего Жана привози, хоть увижу его".

— У меня скоро и внуки родятся, — Джон окунул оловянную ложку в золотистое, пахнущее сыром и луком варево. Попробовав, он застонал: "Только у тебя его варят, как следует, только у тебя".